3. Не очень бедная Лиза
— Никак не привыкну к роскоши. Это Лене бабушка помогала с самой перестройки. А мы с матерью жили весьма скромно до самых двухтысячных. Особенно когда папа нас бросил, мы с мамой лет десять едва сводили концы с концами. Я хорошо помню, как мы двадцать первый век встречали. Били куранты, а мать попросила меня загадать желание, чтобы мы до конца весны дотянули. У меня всегда желания сбываются.
Взгляд Лизы был прикован к кухонной двери. По рукам то и дело пробегала волна тремора. Она вслушивалась. И звук собственного голоса придавал ей уверенности. Светлана уже начала надеяться, что всё разрешится просто благодаря её присутствию. Так часто бывает при неврозах.
— Сбылось. Дотянули. Что-то действительно произошло. Уже в середине мая заявляется бабушка. Лично. Это была наша первая встреча. По-моему, я ей совсем не понравилась. Может, манерами не вышла или умом. До сих пор губу кривит в мою сторону. Ну да это её проблемы. Главное, что у мамы вдруг оказались в собственности несколько строительных компаний. И понеслось. Не поймите неправильно: деньги никто никому не раздавал! Потом мама мне призналась, что это был такой эксперимент. Ленка провалила несколько ответственных проектов, вот и решили про старшую сестру вспомнить. Да и Ленкиной стихией была скорее фармацевтика. Не знаю, чего она… Наверное, бабушка настояла на своем, как обычно.
Светлана только кивала. Бабушка, то есть Розалия Соломоновна Альтберг, могла настоять на чем угодно. Пожилая фрау сама выстроила целых четыре карьерных монумента: строительный бизнес старшей дочери — раз, фармацевтический холдинг младшей — два, видное место в немецкой политике для себя — три, закулисную роль в политике российской (тоже для себя) — четыре. Альтберг была душой перестройки. В девяностые именно она, спокойно покуривая набитую черным-пречерным табаком трубку, занималась разгребанием экономических конюшен новорожденной федерации.
Поняв, что новоявленным реформаторам более подобает называться деформаторами, она занялась последовательным политическим истреблением вчерашних учеников. Сейчас, в самый разгар революции лисьих хвостов, российская власть с удовольствием вкушала плоды трудов немецкой гражданки. Партия “Правая инициатива”, выпестованная Розой, единственная на правом фланге оставалась верна Кремлю.
Обо всём этом Лиза не знала. И вряд ли этой миловидной девушке было дело до всего этого. Не знала она и истории о том неудачном проекте, который не осилила Лена Ерофеева, младшая дочь Розы.
Власть, обновившись и встряхнувшись в начале нового века, стала решительно размораживать долгострои. Но, вот незадача, большинство брошенных объектов оказались брошенными вовсе не просто так. И пока разобрались, что дело не в воровстве и разгильдяйстве, кредит доверия был истощён. Последней каплей стала Ховринка, откуда рабочим пришлось спасаться бегством. А ведь там Света планировала открыть свой собственный НИИ патопсихологии. Сколько тогда было планов! И ведь возможностей тоже было гораздо больше. Какие уж сейчас НИИ…
— Вы же в курсе, что весь этот комплекс — творение мамы. Прогуляйтесь тут как-нибудь при свете, не пожалеете. Природа, фонтанчики, инфраструктура, бутики. Просто рай, а не временное убежище на случай революций. Неделю назад здесь народу было! А сейчас буря улеглась. И всех как смыло. Ну, почти всех. Кое-кто просто не захотел уезжать. Я, например. Или начальница Сары, которая этажом выше обитает. Сара её тоже на уши поставила со своими галлюниками. Она вообще не в меру общительная. Но после возвращения из Аргентины её как будто чем-то тяжелым по голове ударили. Она туда в конце декабря летала, наследство получать.
Светлана подалась вперед. Аргентинский маневр совпадал по времени с путешествием Розы. Да и сама Альтберг не раз упоминала, что собирается подарить свой особняк какой-то хорошей талантливой девушке. Якобы, та сильно выручила Розу во время злоключений за границей.
— Сарочка и так была мажористой девицей, но всё же сильно зависела от своей авторитарной матушки. А наследство-то свалилось по отцовской линии, хотя отца она никогда и не знала. Можете представить, что она здесь устроила…
— Здесь? — наконец-то вмешался Игнатий, успевший порядком запутаться. — А как Сара оказалась у Вас?
— Я ей рассказала про то, какая у нас тут благодать и безопасность. Она буквально умоляла её спрятать. Кто-то следовал за ней от самой Аргентины. Не бросать же подругу в трудную минуту. Да и мне тут одной очень страшно бывает. Шорохи, скрежеты. Кашляет по ночам кто-то.
— За стенкой? — уточнила Света.
— В коридоре, — выразительно посмотрела на дверь девушка и по привычке попыталась включить чайник. — Чай отменяется. Могу предложить морс. Интересно, когда свет…
Яркая вспышка озарила кухню. Гром. Порыв ветра. Всё стихло. Буря только собиралась с мыслями.
Из холодильника был извлечен хрустальный графин, наполненный клюквенным морсом. Тусклое пламя свечи немедленно превратило хрусталь в рубин, морс — в кровь, стаканы — в пульсирующие артерии. Светлана с равномерным вниманием следила за манипуляциями пациентки и вслушивалась в тишину дома. Какое блаженство — сбросить пелену монотонного гудения, шуршания, щелканья всевозможных электроприборов.
Если долго вслушиваться в тишину, то можно заставить психику самостоятельно придумывать для нас звуки. Например, приглушенный кашель. Скрежет передвигаемой мебели в соседней комнате. Мелодичный перезвон серебряных колокольчиков. Утробное рычание. И всё это — из соседней комнаты, заведомо пустой. Ничего удивительного, чистая психология.
Игнатий никаких посторонних звуков не слышал вообще. У него в голове небольшой отряд печатных машинок отстукивал статейный марш.
— Ещё зимой я решила сделать Розалии Соломоновне подарок в честь её возвращения. Хотелось её чем-то удивить. Вот только чем? Вы же её знаете, она такого повидала на своём веку. Но я нашла! В Венгрии вывели новый сорт роз с синими-синими лепестками. Бабушке цветы безумно понравились. Она для них специально место выделила в своей оранжерее. Но вот зачем я Саре об этом сказала?! Она, конечно, своя в доску. И секретов от неё нет. Но кто же знал, что она панически боится синих роз?
— Довольно необычная фобия, — пробормотал Игнатий, убедивший себя в чем-то важном, но не предназначенном для ушей Светы или Лизы.
— Это еще что! Идемте в её мастерскую. Я вам такое покажу!
— Мастерскую?
— Ну, тут все равно много комнат. И если Саре надо где-то выместить безумие, то пусть это происходит в одном просторном загончике, а не по всей квартире. Резон?
— Резон… — стараясь не споткнуться и не заблудиться, подтвердил Игнатий.