— Привет, родной.
— Розалия? — Светлана лихорадочно пыталась вспомнить сегодняшнее расписание. — Очень непривычно видеть тебя здесь. Ты по записи? Или просто решила поддержать родственников?
— Светочка, разве сейчас что-то может быть просто? Записалась. Кругом сплошное безумие! Отпусти скорее моих несчастных потомков! С Димой все в порядке. Лене просто нужен отдых. За ней присмотрит мой секретарь.
— Мама, я…
— Хелена! Ты сама сказала: никаких мам. Ваше время вышло. Подожди меня в холле.
Дверь за мальчиком и Еленой закрылась.
Роза Соломоновна обессилено опустилась в кресло.
— Чаю? — догадалась Светлана.
— Только по твоему рецепту, — прикрыла глаза дама и провалилась в полудрему, пока Озерская бегала за чашками, чайником, заваркой и главным компонентом (конечно же, виски).
— Знаешь, Розалия, я не имею права обсуждать пациентов с кем-либо. Особенно с родственниками… — миниатюрный столик передвинулся из угла к креслам и приготовился к ритуалу дружеского чаепития.
— Неужели ты думаешь, что я буду тратить столько времени на дорогу ради той информации, которую уже знаю? И которую знаешь ты. Это же все при мне происходило. И происходит. Надеюсь, у вас тут нет пожарной сигнализации, — не открывая глаз, Роза принялась набивать черным табаком потрепанного вида трубку, единственного невредимого свидетеля всех ее закулисных разговоров. Альтберг затянулась. — Приятное воспоминание из Аргентины. Табак без всяких примесей, ароматизаторов и прочей акробатики.
Светлана поняла: ее старая знакомая пришла в качестве пациентки. Значит, скоро пойдет черный снег. На горе засвистит стая раков. Или пингвинов, на крайний случай.
Неужели это тот самый шанс дважды попытать удачу во взломе хитроумной шкатулки семейного психоза? Но как не хотелось этим шансом пользоваться! Страх, не открывай личико. Страх, ты уже был назван по имени. Не заставляй лечить тебя дважды.
— Ее творчество? — Розалия бросила брезгливый взгляд на бумажную мозаику, так и не убранную с большого стола. — Не удивлена. Лена последний месяц только и делает, что рисует. Безвкусно, криво, грубыми мазками, без всяких правил композиции. Но что-то в ее мазне заставляет ходить и оглядываться. Тут она постаралась на славу. Ну и физиономия…
Светлана бросила взгляд на паззл, на эту последнюю каплю в аффектной чаше Елены. Из хаоса жирных черных линий смотрело чье-то лицо, если можно было так назвать этот гротескный образ. Нечто мерзкое, злобное, перекошенное, сшитое из лоскутов плоти и политое смолой. Образ, сотворенный не перепуганным мальчиком, но его заботливой матерью.
— Видишь? Неизвестно, что она может сделать с Димой. Со мной.
Альтберг снова затянулась.
— Согласна. Состояние Елены вызывает серьезные опасения.
— Да какая там Елена?! Разве в ней дело? — Альтберг устало посмотрела на дно своей чашки. — Нам всем не дает покоя эта мерзкая чучелка. Каждую ночь прыгает по коридорам особняка, роется в шкафах и противно хихикает.