— Ну еще бы! — саркастически усмехнулась Ерофеева; ее подбородок судорогой повело к левому плечу, шея поворачивалась рывками, как на шестеренках.
— Я нарисовал! — Дима торжественно протянул Озерской свое творчество.
Светлана оторвала периферическое зрения от Лениной кататонии, положила рисунок перед собой, обхватила голову руками и как следует взъерошила свою и без того не вполне опрятную прическу. Бессознательное мальчика говорило с ней. Внешний мир заволокло туманом. Ее взгляд парил над изображением, словно ястреб, отрешенно созерцающий долину. Хищные птицы не ищут добычу. Они просто летят куда-то: величественно и бесцельно. Но стоит только чему-то внизу начать движение, птица без лишних раздумий выходит в пике. Все ниже-ниже, туманный образ обретает очертания, он уже рядом…
— Есть! — громкий шепот, от которого замерли мать и сын. — Покажи, откуда выползает чучелка.
Мальчик молча указал куда-то в угол рисунка, ничем не примечательный и никак не выделенный. Вместо мышки-полевки ястреб сегодня поймал прошлогоднюю газету, влекомую ветром.
— Тогда что здесь такое темное? — Светлана указала на грозное пятно около кровати.
— Шкаф.
— Он тебе не нравится?
— Он скучный. Там лежат старые вещи. Я туда не заглядываю. Там лежит чучело чучелки.
Озерская не сразу осмыслила услышанное. Чучело? Чучелки?
— Прости, я немного не понимаю тебя. Там вторая чучелка, которая означает смерть?
— Нет. Ничего она не означает. Это просто чучело.
— Из шкафа чучелка не вылезает?
— Нет. Только из своего темного угла.
— Ну как же я сразу не поняла! — Ерофеева закашлялась, одним привычным движением выудила из сумочки бутылку минералки и судорожно отпила. — Мы же сами вместе с Димой сшили это пугало! Конечно, он теперь его боится.
— Сшили пугало? Зачем? — насторожилась Светлана.
— Надо было чем-то руки занять. Вот и сшили! — почти огрызнулась Ерофеева, но быстро овладела собой.
— И отнесли в дом?
Вопрос вызвал у Лены новый приступ сухого кашля и плохо скрываемой ярости. Глоток воды, и она с трудом овладела собой.
— Простите, кукурузных плантаций не держим.
— Понятно, почему не на улицу. Но почему именно в шкаф?
— Какая Вам разница! — спокойствие давалось Лене со все большим трудом. — Просто так Дима может всегда сам убедиться, что чучелка неживая. Что мы ее сами сделали. Вот и все. Начинает бояться. Подходит к шкафу. Открывает. Видит свою чучелку. Успокаивается.
С каждым словом нижняя челюсть Ерофеевой дергалась, словно женщина хотела подбородком клюнуть правую ключицу.
— Ничего не понимаю, — Светлана опять взъерошила себе волосы. — Вы сделали пугало и Дмитрий его теперь боится?
— Ну конечно! — раздраженно подтвердила Лена и зашлась в приступе нервного сухого кашля.