Розалию Соломоновну Альтберг (урожденную Ерофееву) она знала очень хорошо. Политическая карьера пожилой фрау переживала очередной ренессанс. О выходе на заслуженный отдых речи не шло.
Как назло, под занавес прошлого года в ЕС разразился парламентский кризис. Вездесущая комиссия по этике шерстила всех, по привычке бросившись искать невидимую “руку Кремля”. За неимением улик, за руку схватили не Кремль, а мимо проходившую Розу. Когда-то она была почетной диссиденткой, и ее на все лады превозносила немецкая пресса. Но что может быть загадочней западной толерантности? Розе пришлось срочно бежать в Аргентину. Там она почему-то не задержалась, почти сразу прилетев в Россию, замкнув круг политической эмиграции длиною в жизнь.
Впрочем, фрау Альтберг появлялась в России. И делала это гораздо чаще, чем думали ее родственники. В загородную резиденции на Барвихе регулярно проходили тайные встречи пожилой дамы с ведущими политиками и финансистами.
Если визит на Родину совпадал с субботним вечером, то интриги отправлялись ждать за дверью. Роза устраивала небольшое чаепитие для друзей. Ее другом в единственном экземпляре была Света. То ли потому, что они уже очень давно общались. То ли потому, что Озерская ведала уникальным рецептом чая с виски.
Елене знать обо всем этом было необязательно.
— Фрау Альтберг очень многое сделала и для российской психиатрии, и для “Озера”, и для меня лично. Я думала, что она и посоветовала Вам прийти сюда.
— Что? — нервно рассмеялась Лена, ее зрачки едва заметно сузились. — Вот глупость-то. Вас мне порекомендовал Янковский, когда в очередной раз посещал мой питомник. Его тоже либералы сильно поклевали, и теперь он залечивает душевные царапины в собачьем обществе. Что до маман… о, она категорически против любого лечения Димы!
— Это была Ваша инициатива, — утвердительным тоном спросила Света.
— Я просто проявила бдительность. Димочка у меня очень впечатлительный. И очень хороший рассказчик. Вот мы тут сидим, а маман в особняке пытается выследить чучелку. Включилась в детскую игру и заигралась.
“Прямо смена караула” — подумала Светлана.
Вроде все было ясно, мозаика должна была вот-вот сложиться. Ребенок лишен внимания матери, малознакомая бабушка не может компенсировать этот пробел. Зимнее одиночество в коттеджном поселке, бурная фантазия… Но что послужило спусковым крючком? Когда зародился этот образ? Что это за чучелка такая? Времени оставалось минут пятнадцать, а вопросов было еще так много.
— А ты не боишься, что чучелка придет сюда? — осторожно спросила Светлана.
— Нет! — храбро ответил мальчик и пояснил. — Что ей здесь делать? Она живет в своем темном углу, выходит оттуда ночью, прыгает по комнате. Вот если чучелок бы стало две, то было бы страшно. Две чучелки означает смерть.
Какое многозначительное заявление! Понять бы его смысл. Одна чучелка, стало быть, еще не предел? Откуда бы взяться второй?
— А тебя чучелка пытается найти?
— Нет. Наверное, нет. Зачем ей это?
— Я думала, что ты знаешь! — искренне удивилась врач. — Раз она к тебе приходит, значит ей что-то нужно. Может, ты боишься, что чучелка тебя съест.
Конечно, так давить на детские страхи было категорически нельзя. Но тут был особый случай. Страх мальчика перед чучелкой не имел конкретных причин. Это и не страх в привычном смысле. Скорее, смесь раздражения и брезгливости. «Вот придет баба-яга, украдет и съест» — такие сказки не для Димы, он в них попросту не поверит. Даже если сам выдумает подобный сюжет, то не найдет повода бояться.
— Я же говорю, — с терпением, достойным взрослого, пояснил Дмитрий. — Чучелка вылазит из своего темного угла, бродит по комнате, прыгает. Больше ничего не делает. Она просто страшная… Да. Вот так. Я ее боюсь, потому что она страшная!
— Поэтому ты прячешься под кровать?
— Поэтому я просто лежу под кроватью! — возразил мальчик. — Это не прятки. Я не прячусь. Она не ищет.
— То есть, Дмитрий, тебе все равно: заметит она тебя или не заметит? Просто на нее неприятно смотреть?
— Да! — энергично закивал Дима. — Просто она страшная, и я ее боюсь. А зачем она приходит, я не знаю. Она непонятная и поэтому страшная. Еще я очень-очень боюсь, что их вдруг станет две.
Вот дела! Уже ни в какие рамки такой ответ не лезет. Дети в таком возрасте обычно очень детально описывают свои страхи. Буквально регламентируют. У детских фантазий есть внутренняя логика и свои законы. Пусть на первый взгляд это незаметно, и страх перед «злым дядей» совершенно иррационален.
Стоит только выслушать ребенка, и он выдаст целый свод правил, которым подчиняется его страх. Иначе и быть не может. Психика обязана контролировать чудищ, которых сама же сотворила. Поэтому мы знаем о своих страхах все, пусть и на бессознательном уровне. Родители могли бы гораздо лучше понимать своих детей, если бы за каждым глупым страхом видели мощный психический труд.