Мальчик погрустнел, опустил взгляд и что-то виновато пробормотал. Светлана вопросительно посмотрела на маму Димы.
— Светлана Александровна, это очень больная тема. Из-за рассказов Димочки нам обоим предлагали срочную госпитализацию.
— Кто предлагал, интересно уточнить? — Озерская почувствовала укол профессионального негодования.
— Смирнов.
— Смирнов?! Старый черт, до детей добрался!
— Мне Ерванд Оганезович показался очень грамотным врачом. Столько тестов провел: и для Димы, и… и для меня тоже. Зачем-то.
— Тесты! — горько усмехнулась Озерская. — Больше ничего он не умеет. Я никогда не стала бы обсуждать своих коллег, но он мне даже не коллега. Смирнов никакой не психиатр.
— А кто?! — недоверчиво уточнила Ерофеева.
— Будете смеяться. Театральный режиссер. Хобби у него такое: психиатрия. Он набрал труппу из душевнобольных и ставит спектакли для политической элиты.
— Теперь понятно, как он получил должность главврача Ховринки.
— Ховринской больницы?! — Светлана ахнула. — Когда ее успели достроить?
— Она существует на бумаге, — фыркнула Елена. — Государственная психиатрическая клиника самого современного уровня. Под ее знаменем уже объединили несколько десятков переполненных лечебниц. Врачей сократили, пациентов повысылали за Урал. Оптимизация! Моя сестра выиграла тендер на реконструкцию здания. Трижды. Но каждый раз строители в страхе бежали, куда глаза глядят. Кто еще мог бежать.
— Ну вот видите! Какие глупые бывают врачи! Даже собственную клинику построить не могут, — услышав это, Дима встрепенулся и с воскресшей надеждой уставился на психотерапевта. — У меня в кабинете никто ни о каких больницах не говорит. И я прекрасно понимаю капитана Немо. Так хочется на недельку взять отпуск, залезть в подводную лодку и погрузиться поглубже в Тимирязевское озеро ото всех проблем. Там меня не найдут ни генералы ФСБ, ни надоедливые коллеги, ни…
— Ни чучелка! — радостно подхватил мальчик.
— Чучелка?
— Да! Черная чучелка. Я от нее на подводной лодке уплыву, она меня не достанет!
— Она не умеет плавать? — спрашивать, что это за существо такое, Светлана не спешила, да и не хотела. Бессознательно она догадывалась: открывшаяся правда сделает из психотерапевта фигуру жалкую и беспомощную.
— Нет! Она даже из дома не выходит и людей боится. Живет в своем темном углу!
— А тебя она тоже боится?
— Нет…
— Почему?
— Потому что это я ее боюсь. Из-за чучелки меня хотели положить в больницу. Я залезаю под кровать, когда она приходит.
— А когда она приходит?
— Ночью. И я залезаю под кровать. А там холодно! Она может до самого утра по комнате прыгать…
— Шумно прыгает?
— Очень шумно! И страшно.
— А кто-то еще слышал, как чучелка прыгает по комнате?
— Да! Бабушка.
— Да? И что она сделала? — немного помедлив, спросила Светлана.
— Она пришла и сказала, что это я сам прыгаю, — обиженно насупился маленький Дмитрий. — А чучелка успела спрятаться.
— После этого я и побежала к Смирнову! — вмешалась Елена. — Мы с маман были сильно обеспокоены. Раньше Димочка ничего подобного не придумывал.
— А еще мне грустно, потому что мне нравится в большом доме, а чучелка там поселилась и мне мешает спать! — мальчик подвел печальный итог своим злоключениям.
— И когда в первый раз пришла чучелка?
— После нового года! — уверенно сказал Дима.
— Да, это было в начале января! — тут же подтвердила Елена, пошуршав страницами ежедневника. — Маман вернулась в Россию чуть раньше, под католическое рождество, когда было совсем тяжко. За нее серьезно взялись в Европе. Озверевшие. Поэтому особняк на Барвихе вновь ожил. Я и решила ребенка наконец-то познакомить с бабушкой.
— Значит, Роза Соломоновна вернулась из Аргентины. Хороший рождественский подарок. Как она себя чувствует? — поинтересовалась Света.
— Вы знакомы? — Ерофеева всегда подозревала психотерапевтов в телепатии, поэтому старалась лишний раз не думать в их присутствии.