Без лишнего скрежета

7. Щелчок

После первого щелчка Лиза вполне предсказуемо впала в детство. На лице заиграла блаженная улыбка. Не двигаясь с места, она стала размахивать руками, словно при ходьбе. Почти пританцовывая. Наконец она замерла, зачарованно глядя на что-то.

— Мама! Смотри, какой мишка. Можно мы его купим. Ну пожааалуйста. Ну почемуууу?

Девушка совсем по-детски заплакала. Её плач эхом заметался по комнате и нашёл убежище внутри плюшевого медведя, заставив того зазвенеть. Аннушкин слегка удивился. Он знал, что бывает модно прятать в игрушки металлические шарики с двойными стенками. Но от старой ватной развалины он подобной начинки не ожидал. Кроме того, перезвон совсем не понравился гипнотизеру. Слишком чистый и мелодичный.

Щелчок.

— Доча, успокойся. Нам сейчас не до медведей. Пойдем.

Щелчок.

Лиза послушно опустила голову, продолжая тихо всхлипывать. Выходит, игрушку ей тогда не купили.

Щелчок.

— Мишка! — радости-то сколько…

Всё-таки купили.

Щелчок.

— Дорогой, ты слишком балуешь ребенка.

Щелчок.

— Ты о чем, женщина?

Щелчок.

— Ты понимаешь. Об этом медведе.

Щелчок.

— Шутишь? Сама потакаешь её капризам, игрушки покупаешь, а на меня сваливаешь.

Усмири эмпатию, Света! Кашель не может раздаваться на пустой кухне. И узоры на паркете не должны появляться сами собой. Вот как сейчас. От холодильника побежала тонкая борозда и, сделав пару мертвых петель, стала по спирали стягиваться вокруг женщины. Усмирение эмпатии было решено отложить. Психотерапевт пулей вылетела в коридор.

— А теперь, Лиза, ты должна вспомнить, кто подарил тебе игрушечного медведя. Ты меня слышишь? Кивни.

Нет кивка. Щелчок. Никакой реакции. Тихий перезвон металлических шариков. Лиза начала просыпаться. Звон разрушает трансовое состояние?! Щелчок.

— Мама! Смотри, какой мишка!

И Лиза развернулась в сторону тройного кукольного храма, требовательно указывая пальчиком на настоящую игрушку. Так не должно быть.

Щелчок.

— Мама! Смотри, какой мишка!

— Лиза, мы договорились, что по щелчку ты меняешь роль…

— Мишка!

Щелчок.

— Мишка! — требование прозвучало агрессивней.

Может, и правда дать ей этого проклятого медведя? Игнатий раздраженно сделал шаг к игрушке. Ещё шаг.

Куклы из второго круга развернулись к нему, осуждающе захлопав своими безжизненными глазами, выставив вперед ладошки. Вот сейчас они кинутся под ноги наглому гипнотизеру. А что, если это просто самогипноз? Аннушкин непроизвольно пнул ближайшую к нему фигурку, разрывая первый молитвенный контур. Какие вообще есть гарантии, что врач не заплутает в лабиринтах чужого безумия?

Усмири эмпатию, Игнатий.

Усмири эмпатию, Света.

Озёрская металась из комнаты в комнату, пытаясь найти источник скрежета. Если это была Сара, то ей каким-то образом удалось стать невидимкой и расщепиться на пять дублей. На десять. Скрежет повсюду.

Щелчок.

— Лизавета! Зачем ты рисуешь на полу? Что… Зачем ты исцарапала паркет?!

Щелчок.

— Мама, это не я. Я же тебе говорила. Это домовой. Он охраняет меня.

Щелчок.

— Зачем ты придумываешь? Какой домовой?! Ты же взрослая девочка уже.

Щелчок.

— Это правда домовой. Он так меня защищает. Мишка боится скрежета.

Щелчок.

— Так! С меня хватит. Опять этот медведь здесь. Я же его вчера выкидывала. Притащишь его с помойки ее раз, и я сожгу этого ватного монстра.

Щелчок.

— Сожгу!

Игнатий не успел остановить девушку. Она ловко метнула свечу во второй кукольный круг. Пропитанные черной краской платья вспыхнули. Клубы дыма устремились к потолку. Противопожарный датчик предательски молчал, ссылаясь на отсутствие электричества.

Куклы, охваченные огнем, исторгли из себя подобие крика.

Дзинь! Ожили колокольчики внутри медведя.

Девушку затрясло. Гипнотический покров хлопьями слетал с её разума. Времени было мало.

Щелчок.

— Мама! Я боюсь. Он ночью ходит.

Щелчок.

— Кто? Опять этот твой домовой? Спи давай.

Щелчок. Дзииииинь. Нет, только не сейчас. Щелчок!

— Мама, не пускай больше сюда тётю Катю. Она заставляет медведя нападать на меня.

Звон. Скрежет. Щелчок.

— Когда это она приходила? Ах да. Вещи забрать. Послушай, солнышко. Я тоже очень не люблю эту… мммм… женщину. Она та еще гадюка. Но ты явно преувеличиваешь.

Щелчок. Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь. Звон уже не прекращался. Последний защитный рубеж из четырех обнаженных кукол замер в ожидании неизбежного ужаса. Щелчок. Дзинь. Щелчок же!

— Я уже взрослая и всё понимаю! Ведьма эта Катя.

Дзинь. Щелчок. Дзинь. Щелчок, щелчок, щелчок.

— Хорошо, что я отравила её гадкую псину.

Щелчок.

— Ты что сделала?!

Щелчок.

— Да, я отравила её лающую крысу! И не жалею! … дочка, послушай, ррррр,… я не могу…. сожрать… сдохни,… мама, я правда… сожрать! Разорвать!

Светлана прислушалась. Крик — или рык? — прорывался сквозь скрежет. Женщина поспешила на помощь коллеге. Паркет за её спиной покрывался новыми и новыми царапинами. Влетев в задымленную комнату, Озёрская застыла в стойке хромого мушкетера, выставив вперед ключ от машины.

В центре комнаты — Лиза на четвереньках, готовая к броску. В двух шагах от неё — Игнатий, отступающий к шкафу. Откуда-то льется металлический перезвон. Мелодия заполняет комнату, но, сталкиваясь у порога со скрежетом, замолкает. Озёрская оказалась всего в шаге от этой линии акустического фронта. Над ушами Светы властвовал скрежет. Её коллега полностью был оккупирован звоном.

— Прячься, прячься, маленькая дрянь. Всё равно я тебя сожру… — зарычала Лиза.

Ей хватит всего одного прыжка, чтобы сбить Игнатия с ног, гарантируя удар затылком об угол шкафа. Никаких сомнений: сейчас прыгнет. Каждый её мускул сведен психотическим спазмом. В таком состоянии тщедушный пациент может запросто скрутить двух санитаров. Или голыми руками растерзать человека.

— Света! Сделай что-нибудь! — проблеял парализованный страхом Игнатий. — Убери эти чертовы колокольчики.

— Что?! Я не слышу тебя из-за скрежета.

Страх-страхом, а ум у мужчины ещё не отшибло. Он понял.

— Кинь мне ключи! — постарался он перекричать собственное отчаяние. — Ключи от машины! Быстро.

Озёрская швырнула брелок, промахнувшись на пару метров. Ключи приземлились в дальнем углу. Но пролежали там недолго: что-то приволокло их прямёхонько к ногам Аннушкина. Одно точное движение — и Игнатий извлек из паркета порцию отборного скрежета.

Перезвон стих. Скрежет тоже. Лиза, обессиленная, растянулась на полу. Озёрская открыла окно и выбросила коптящих кукол в истлевших платьях. Остатки дыма послушно покинули помещение.

— Знаешь, а повредить паркет было очень непросто, — Игнатий отдал ключи.

— Скажи это тому, кто сейчас по всей квартире пол изрисовал.

— Нда. Детские страхи наполнены смыслом. Ты думаешь, почему Лиза так испугалась скрежета? Это нам исцарапанный пол кажется чем-то мистическим. А для девочки это была единственная защита от настоящего ужаса.

— Игнатий! Ты меня вообще слушаешь? Там словно кто-то невидимый на коньках по паркету катается.

— Знаю-знаю. Это всего лишь домовой. Считай это особой психической защитой.

— Великолепно. Теперь это так называется! Психическая защита? От кого?

— Например, от медведя, которого несколько раз безуспешно пытались выкинуть. Или от того, кто оставил эти борозды посреди комнаты.

Светлана посмотрела вниз. Глубокая рваная рана на паркетном теле. Полная противоположность тонким царапинам, образующим затейливые петли и спирали.

— Надо было их сразу пересчитать на всякий случай, — с досадой заметил Игнатий. — Их ровно двенадцать. Так что, либо у Сарочки было по шесть пальцев, либо…

Щелчок.

Лиза встала и направилась к дверям. Там, где в прошлом жилище был проем, она застыла и посмотрела на столик с медведем. Вернее, на того, кто когда-то стоял рядом с игрушкой.

— Давай быстрее, милая. Не хочу, чтобы мы кого-то разбудили. Не к чему лишний раз волновать Лизу. Ей с матерью и так не сладко приходится.

— Игнатий! — смесь усталости и негодования наполняли голос Озёрской. — Ты ещё не нагипнотизировался?

Щелчок?

— Это не я щелкаю.

— Иди, я тебя догоню. Пару секунд. Я где-то здесь помаду обронила, — с этими словами Лиза подошла к столику и бросила куда-то в сторону полный ненависти взгляд. — Не спишь, мелкая тварь? И еще долго не сможешь спать спокойно. Обещаю.

Игнатий завертел головой в поисках источника щелкающих звуков.

— Выводи её из транса. Главную травмирующую сцену она уже отыграла.

— Ещё не отыграла.

— В каком смысле? Прекрати щелкать, говорю же!

Щелчок.

— Да не я это, не я. Думаю, это медведь.

— Что?

Озёрская прищурилась. На непропорционально крупных лапах шевелились когти. Щелк. Острые черные когти. Щелк. По шесть на каждой лапе. Щелк.

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Leave a Reply

You must be logged in to post a comment.