Психологический центр “Озеро”
Примерно месяц назад
— Елена, Вы любите паззлы?
— Терпеть не могу. Но с сыном мы их много раз собирали. Приходилось.
Последнее слово пациентка буквально выдохнула. Ледяной сквознячок обреченности.
— Дмитрий, можешь разрезать свою картинку? — Светлана достала из выдвижного ящика ножницы и протянула мальчику.
Дима старательно искромсал рисунок на косые полоски. Светлана перемешала кусочки головоломки и жестом пригласила к столу пациентку. Но через минуту Ерофеева отскочила от паззла как ошпаренная.
— Вы издеваетесь?! — заорала она. — Хотите из меня сделать дурочку?! Я не психопатка какая-нибудь! Зачем Вы подменили рисунок?!
Светлана бросила взгляд на паззл. Из хаоса чёрных линий на неё смотрело чьё-то лицо, гротескное и злобное.
Особняк Розы
Аннушкин перевел взгляд на первую версию картины. Чуть выше поверхности нарисованного стола краска казалась особенно сухой и потрескавшейся. Света отступила на два шага назад, постояла немного и жестом предложила коллеге занять своё место.
Игнатий послушно поменял точку наблюдения. Чуда не произошло. Озёрская поразмыслила немного, прикинула разницу в росте и, как заправский фотограф, стала размахивать руками, регулируя положение гипнотерапевта в пространстве.
В конце концов, измученный и запутавшийся в собственных ногах, Аннушкин попытался сесть на корточки и опрокинулся на спину. Но в процессе падения он увидел, что не только мазки краски образуют рисунок, но и сами трещинки складываются в изображения странного существа, выглядывающего из-под стола.
— Поздравляю со вступлением в наши ряды! — с наигранной торжественностью она протянула коллеге руку. — Похоже, кое-кто тоже подхватил коллективную фобию.
— Что это было? — Игнатий торопливо подошел к картине, в надежде убедиться в мимолетности собственной иллюзии. Гротескная физиономия всё так же насмешливо ухмылялась с холста.
Светлана тем временем подобрала незаконченную картину и расправила полотно, лишенное рамы.
— Раскадровочка…
Холст очутился сначала около правого края старой картины, потом около нижнего. Наконец, Озёрская резким движением заслонила первый кадр вторым.
— Смотри-ка, а оно сбежало.
Аннушкин кивнул. Действительно, мазки и трещинки всё так же складывались в чуждый узор, но существо теперь демонстрировало зрителям не анфас, а профиль. Или затылок — трудно сказать.
— Вот тебе и скоростная фотосъемка. Теперь я понимаю, что все эти охотники за аномальными явлениями — обыкновенные шарлатаны! — Светлана вернулась к мольберту, стоящему напротив стола. — Никакое дорогое цифровое оборудование не заменит одного эмоционального художника с набором красок.
— Красок или психических расстройств?
— Игнатий!
— Да ладно. Посетители этой выставки тоже адекватностью не отличаются.
— Это не выставка. Это фотолаборатория. Когда я была здесь последний раз, никакой творческой мастерской здесь не наблюдалась. Роза бы не позволила Елене просто так хозяйничать на своей даче. Значит, был какой-то веский повод. Надо осмотреть и другие картины.
— Давай лучше подумаем, с какой-такой натуры был написан этот тайный портрет. Ракурс мы вроде угадали правильно.
Коллеги посмотрели поверх пустого мольберта. Вазочка расколота, цветастая драпировка сброшена на пол, от груш остались одни гнилушки. Игнатий поставил холст обратно на треногу. Если существо и приходило позировать, то путь его лежал через спальню, то есть комнату Димы.
— Я туда не пойду, — отрезал Игнатий.
— Как хочешь. Тогда стой здесь и наслаждайся живописью. Наш не страдающий адекватностью ценитель высокого искусства.
Ценитель нервно сглотнул, когда за коллегой закрылась дверь. Что-то в этих картинках было неправильно. В самом их расположении. “Вот сейчас и разберемся” — решил для себя Игнатий. Экспонаты этой выставки можно было не только трогать руками, но и менять местами.