Всякая инициатива наказуема. Вот N и поручили сторожить склад. Заткнув за пояс топорик и наган, прихватив ломоть солонины и горсть крепкого зеленого чая, позвякивая стальными яйцами так, что местные с уважением смотрели вслед, N двинулся к наблюдательному пункту. Скромную заброшенную мазанку N заприметил ещё за неделю до дежурства.
Как и другие окрестные дома, мазанка была покинута хозяевами. Не брошена, а именно покинута: всё её скромное убранство ждало возвращения жильцов из безвременной отлучки. Отсюда были видны двери амбара, запертые на большой ржавый замок. Ключ новоиспеченному часовому не полагался. Гораздо важнее обзора была слышимость. Степная ночь, абсолютно прозрачная для посторонних звуков, выдала бы любого воришку с потрохами, даже опытного басмача.
Ползли часы, долгие и монотонные. Тишина из трепетной помощницы превращалась в навязчивого тур-агента, втюхивающего путёвки в царство Морфея. Запас крепкого чая быстро истощался. Снова разводить огонь ради новой заварки не хотелось. Небо светлело, пряча от смертного взора звездные дворцы Великих Древних. Решив, что в такое время грабители уже не сунутся, N прогулялся по соседним дворам. В каждом — пустая собачья будка. В Средней Азии без собаки жить опасно. Псы хорошо чувствуют частые землетрясения и предупреждают хозяев жалобным протяжным воем.
Потянуло крепким табачным дымом. N повернулся против направления ветра. У поваленной изгороди сидел дедок и, кряхтя от удовольствия, курил длинную трубку. Дедок зарос волосами и бородой настолько, что лица его было толком не разглядеть. Только сверкали из-под седых косм узкие, с хитрым прищуром, глаза.
— Промышляешь, товарищ? — прокашлявшись, спросил единственный в округе абориген.
— Сторожу, дедушка, — честно ответил N.
— А, ну это хорошо. Сторожи, сторожи. Я вот тоже сторожу. Кости свои сторожу.
Довольный своей шуточкой, старичок разразился каркающим смехом и едва не скатился со своего возвышения. «Недолго ему осталось» — подумал N.
— Недолго мне осталось, — ехидно согласился дед. — Вот я и решил поближе к дому держаться.
— А почему люди отсюда ушли?
— Хех, а кто бы в здравом уме не ушёл?
— Неужто большевиков испугались?
— Насмешил! — дедулька выдал новую порцию смеха и кашля. — Чего мы, человека с ружьём не видели? А вот, чтобы за ночь все собаки сбежали — такого на нашем веку не было.
— Как сбежали? Они ж на цепи сидят, нет?
— Эх, товарищ молодой, собаки они только с виду дурные и брехливые. Ежели настоящий зверь захочет вырваться, то никакая цепь не удержит.
Сделав последнюю затяжку, старичок привстал и с неожиданной прытью скрылся в доме. «Надо осторожнее тут. Вдруг ряженый!» — подумал N и вернулся к своей сторожке.
У задней стены дома обнаружились и глиняная печь, и запас бурдюков с водой, и мешок старой муки. Испечь пару тонких лепешек для любого, кто прожил в Туркмении хотя бы месяц — не проблема, поэтому довольствоваться одной лишь солониной не пришлось. Обед, о котором в осаждённом Царицыне могли только мечтать! Всё-таки бывают ситуации, когда лучше держаться подальше от родной земли. N аккуратно спрятал в мешок запас съестного и закопал тут же, в холодном глиняном полу. Должно хватить ещё на пару дней.
Вскипятив в чайнике воду, засыпав свежий чай и оставив завариваться до вечера, N наконец-то прилёг на узкий топчан и сам не заметил, как уснул. Во сне он снова бродил по деревне, где на сей раз кипела жизнь. Ему удалось обойти каждый двор и душевно пообщаться с жителями. Проснулся N уже на закате и с неудовольствием вспомнил, что во сне все деревенские обитатели бегали на четвереньках и не то лаяли, не то смеялись, не то кашляли.